Россия по итогам 2011 года заняла почетное 153-е место из 158 возможных в «Индексе миролюбия», который ежегодно определяет Институт экономики и мира. Так низко в этом рейтинге мы еще не опускалась. Нашу страну считают агрессивной из-за гигантского в сравнении с ВВП военного бюджета, большого количества заключенных и продолжающихся столкновений на Северном Кавказе. Нарастание политической напряженности с конца 2011 года, после рокировки в тандеме, чуровского волшебства и митингов протеста, в индекс включить не успели. А то мы могли бы оказаться еще ниже.

Индекс рассчитывается на основании 23 показателей, в том числе уровня милитаризации экономики и процента заключенных на душу населения.

Самой спокойной страной второй год подряд признана Исландия (вулканы не в счет). Самым мирным регионом оказалась Западная Европа, хотя все мы помним и погромы в Англии, и норвежский кошмар имени Андерса Брейвика — просто это единичные события, а не общая атмосфера, в которой живут эти страны.

Из-за «арабской весны» Ближний Восток и Северная Африка впервые с момента появления индекса в 2007 году опередили страны Черной Африки, расположенные к югу от Сахары, которые традиционно считались самым неспокойным регионом. В последней десятке рейтинга чуть выше России — Ливия, Сирия, Пакистан, Израиль и КНДР, а ниже только Демократическая Республика Конго, Судан (еще не расчлененный), Афганистан и Сомали. Понятно, что степень агрессии или опасности жизни в стране может быть высокой по разным, порой противоположным причинам, что автоматически влияет на объективность такого рейтинга. В частности, Израиль в конце этого списка только потому, что вынужден вести перманентную войну на выживание во враждебном арабском окружении. А Сомали и Афганистан вообще остаются недогосударствами, где центральная власть физически не контролирует всю территорию страны (применительно к Сомали вообще вряд ли можно говорить о центральной власти).

Но, увы, присутствие России, страны входящей в «большую восьмерку» и «большую двадцатку», претендующей на серьезную роль в поддержании глобального миропорядка, в окружении стран-изгоев на задворках индекса миролюбия вполне оправданно.

Мы словно продолжаем экранизировать в повседневной жизни знаменитую «Песню о Каховке» Исаака Дунаевского на стихи Михаила Светлова, написанную в сталинском 1935 году. Не всю песню, а ее рефрен «мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути».

В России до сих пор и во власти, и в бытовом сознании очень распространено заблуждение, что сильная страна та, которую боятся. И поскольку градус бытовой агрессии, который сейчас отчетливо проявляется в поведении наших болельщиков на чемпионате Европы по футболу, велик, желание наводить страх отчетливо видно и в обычной жизни, а не только во внутренней и внешней политике. Это две части общего агрессивного поля, в котором мы существуем.

Если посмотреть на политическое поведение России, послушать наших руководителей, становится понятно, что советские представления о «борьбе за мир» никуда не делись. В ХХI веке Россия никого не помирила, никому не помогла развиваться. Зато на ее счету есть война с Грузией, после которой Москва не смогла обеспечить нормальное развитие Южной Осетии и Абхазии, но получила военный плацдарм на Черном море. И заодно навела такой страх на постсоветское пространство, что признать независимость этих территорий вслед за Москвой не решилась ни одна бывшая советская республика. Россия ведет постоянные торговые войны даже со «славянскими братьями» Украиной и Белоруссией, не говоря уже о той же Грузии или Молдавии.

Нашу внутреннюю политику тоже сложно назвать миролюбивой: подавление инакомыслия становится нормой, так же как и полувоенный лексикон для описания сугубо мирной жизни.

Достаточно посмотреть на первую десятку индекса миролюбия — Исландия, Дания, Новая Зеландия, Канада, Япония, Австрия, Ирландия, Словения, Финляндия и Швейцария, чтобы понять, чем Россия принципиально отличается от этих государств.

Они никого не учат жить и не имеют болезненных имперских комплексов или изжили их, как Япония. Они не винят в своих проблемах внешних врагов. У них нет военных бюджетов, которые были бы несоразмерны экономическим потребностям. У них нет идеологии и психологии родины как осажденной крепости.

Россия же не просто держит бронепоезд на запасном пути с того самого 1935-го или даже с 1917 года. Такое ощущение, что мы все живем в этом бронепоезде, который мчится по нашей особой колее в очередной исторический тупик. Бронепоезд давно проржавел, а машинисты все еще считают его последним словом военной техники. Тупик, в который мы мчимся, все ближе.