Август – особый месяц, в том числе и для телевидения. Вот уже десять лет дистрофия летних эфиров с лихвой компенсируется сверхактивностью новостей о техногенных и человеческих трагедиях. За это время выработан канон для подачи подобных материалов. Если на заре своего президентства, то есть во времена гибели подлодки «Курск», Владимир Путин только через три дня дал первый комментарий, то сейчас отклик кого-нибудь из правящего тандема следует немедленно. Авария на Саяно-Шушенской ГЭС реанимировала старый жанр селекторного совещания под телекамеры. Путин из кризисного центра МЧС общался с ответственными товарищами по отраслям. Вопросы премьера были обстоятельные, утешительные ответы чиновников — подробные. Но вот парадокс. Чем оптимистичнее докладчики с мест говорили о перемычках плотины, дополнительных водосбросах и прочих перетоках, тем муторней становилось на душе.

Еще большую тревогу традиционно вызывают словосочетания «взять под личный (особый) контроль» то или иное дело. Как-то я пыталась разобраться, чем «личный» отличается от «особого» не в юридическом, а в бытовом, практическом смысле. Почему, скажем, Медведев поручил полпредам в федеральных округах взять под личный контроль работу «по предотвращению распространения гриппа свиней», но он же велел взять под особый контроль деятельность государственных корпораций? Впрочем, ни свиньи с гриппом, ни государственные корпорации никак пока не отреагировали на стилистические тонкости указов. А еще имеется сочетание личного с особым, которое тоже не увенчано успехом. Так, президент поручил генпрокурору РФ Юрию Чайке взять убийство министра внутренних дел Дагестана Магомедтагирова под личный контроль. А Чайка уж, в свою очередь, дал распоряжение главе следственного комитета при подведомственной ему прокуратуре Александру Бастрыкину взять ход расследования под особый контроль. Если уж и теперь данные богатыри сыска не добьются положительных результатов, то следует немедленно придумать новые степени ответственности высоких чиновников перед президентом и обществом.

Собственно, одну из них уже озвучил Рамзан Кадыров. Когда в Грозном убили Зарему Садулаеву и ее мужа Алика Джабраилова, а господин Чайка по высочайшему повелению привычно озаботился личным контролем, президент Чечни назвал раскрытие этих преступлений «делом чести». Что-нибудь, конечно, при таких гарантиях всенепременно раскроют, вопрос – что именно.

Хотя и подобные вопросы – из обоймы риторических. К девятой годовщине гибели подлодки «Курск», которую, кстати, ТВ не заметило, вспомнилось одно сочинение тогдашнего генпрокурора Владимира Устинова, имеющее отношение к теме нашего разговора. Через пять лет после трагедии он на канале «Россия» представил двухсерийное документальное полотно «Правда о «Курске», снятое по его же одноименной книге. Двойная презентация – нового фильма и нового писателя — порадовала точным обозначением приоритетов: «Все хотят знать причину, отчего современнейшая лодка попала в условия, что ее экипаж героически погиб». Некоторое косноязычие автора с лихвой искупалось благородством идеи, положенной в основу фильма.

Сюжет развивается неспешно, как и положено кропотливому расследованию. Но по мере нашего продвижения от «Бездны» к «Взрыву» (названия первой и второй части) окончательно прояснилась сверхзадача: правда о «Курске» — это правда о героических деяниях сотрудников генпрокуратуры. Сотни давно известных подробностей трагедии меркли на фоне комплиментов в их честь. Генконструктор атомных подлодок Игорь Баранов из ЦКБ «Рубин» и начальник «Рубина» Игорь Спасский демонстрировали нечеловеческий уровень лести. Спасский прямо-таки задыхался от восторга: «Я не знаю, у кого мудрости хватило, подозреваю, что это мудрость президента — подключить к расследованию прокуратуру». Баранов пошел еще дальше, соревнуясь в ораторском искусстве с самим Устиновым: «И то, что именно прокуратура взялась за дело, нам удалось достичь той правды, которую мы достигли». Что же это за правда? А вот она: виновных нет. Таков вывод следствия, прекратившего дело за отсутствием состава преступления, он же – генеральный вывод фильма.

Если уж специалист по личным и особым контролям Устинов делает подобный вывод, значит, виноватых нет. Ну кто, действительно, виноват в том, что нашим правителям досталась страна, в которой ежедневно (особенно в августе) происходят какие-то гадости? Пишу колонку под аккомпанемент очередных терактов в Дагестане. Наверняка в эту самую минуту уже кто-то берет кровавые расследования под личный или особый контроль. Все равно, какой именно – для электората эти необеспеченные результатом слова давно уже стали символом безнадежности. Может, стоит хотя бы на лексическом уровне ввести в оборот новые формы? Может, если заменить личный контроль на заклинание типа «гадом буду», а особый — на известное выражение «клянусь мамой», дела в отечестве пойдут лучше?