Президент и кандидат снова — ведь нация могла сразу и не ухватить суть дела — снова объяснил, почему внезапно отправил правительство в практически плановую отставку. И снова взял паузу, так и не назвав своего нового премьера народного доверия. Если отвлечься от замысловатой президентской логики — могу, говорит, значит, должен, — дело со стороны выглядит так, будто президент то ли одним ударом разрубил тяжелый узел скопившихся аппаратных противоречий, то ли в корне пресек острейший политический конфликт.

Официальная же линия состоит в том, что если не предъявить сейчас новый кабинет будущему правящему классу, то не только реформ не будет, но и, в общем, уже всерьез подвисает бюджет. Что проводить административную реформу в рамках известных конституционных процедур — значит, просто топтаться на месте без шансов на прорыв. И что президент начинает новый курс.

С досрочной, чтобы время не терять, отставкой кабинета ее легальный конституционный механизм превращается в еще один атавизм недемократической системы российской власти.

::: Майское переназначение премьера и сопутствующая ему по замыслу общественная дискуссия станут пустой формальностью. Дума рассмотрит этот вопрос перед обедом, после поправок по рекламе пива.

Конституция — это кодекс ответственности государства перед нацией. И вполне уже привычный парадокс нынешней политики состоит в том, что профанация еще одной демократической — и символической — процедуры вызвана высокой мерой его ответственности перед избирателями. Которые, в свою очередь, ждут от президента проявления силы, а не ответственности. Что и составляет в итоге патерналистскую гармонию надконституционной российской демократии.

Но дело не только в этом. Беспричинная отставка Касьянова полностью вписывается в привычный путинский стиль. Стиль многозначных подковерных операций и недопроизнесенных формул, из которых само по себе ничего не следует, будущее яснее не становится, а то, что раньше казалось (или считалось) более или менее четким, превращается в желе, протекающее сквозь пальцы. Потому что единственным, если не считать кадровой интриги, полноценным эффектом рокировки стало то, что первые четыре года власти Путина объявлены теперь не вполне путинскими. И со вторым, как бы по-настоящему реформаторским его сроком состоят уже в шизофренических отношениях не то преемственности, не то альтернативности. В общем, оказалось, что все мы были заложниками чужой игры, но президент, как и раньше, и есть тот пастырь, который всегда выводит нас из пучины бесконечной неопределенности.

Президента напрасно сравнили с Ельциным и вспомнили загогулину. На самом деле ельцинские отставки и кадровые кризисы — смены премьеров и кабинетов, чистки в администрации — всегда отражали реальную борьбу и оттого были вполне прозрачны: вон те победили этих, а вот эти вот вскрыли созревшую фронду тех. Поставили на этого, но он не смог, и его поменяли на того. Тут другое. Тут президент действительно проводит плановые политические маневры: сознательно обрывает свою первую четырехлетку за несколько недель до срока, чтобы потом задним числом наполнить это мероприятие нужным смыслом. Создает, так сказать, исторический контекст-трансформер.

~ Существует такой тип идеальной домохозяйки. У которой котлетки в пластиковой коробочке, подсохший хлеб идет на соленые сухарики, ковры от влажной уборки всегда чуть мокрые, а белье дышит зимней свежестью. Она предусмотрительная царица тайминга, всегда успевающая к своему хозяйственному дедлайну. Тайминг в политике, как нам теперь объяснили, штука тоже важная. Вот и президент загодя рисует многофункциональные декорации государственного управления. Вручную, можно сказать, лепит пельмени политической ответственности из своей личной власти.