Накануне собственной инаугурации г-н Путин встретился с председателем Центризбиркома Вешняковым, чтобы поговорить о демократии. А с кем еще? В том властно-бюрократическом универсуме, в рамках которого живет и бьется мысль российского президента, демократия — такой же объект государственной опеки, как транспорт или пенсионеры. Г-н Вешняков полностью соответствовал ожиданиям патрона: чиновник бойко рапортовал об успешной работе системы «ГАС-Выборы», которая выдает результаты голосования быстрее, чем где-либо в мире. Президент кивал: приятно, когда в такой сложной сфере государственного управления, как демократия, такой образцовый порядок, подтянуть бы вот транспорт и пенсионеров до этого уровня.

Таким образом, на встрече было выражено общее удовлетворение проведенным экспериментом — отладкой избирательной машины, действующей в условиях полной централизации ресурсов политической деятельности в руках Кремля. Именно это и стало содержанием нынешнего российского политического цикла.

Затем президент заговорил о партиях. Полагаю, что сорок шесть зарегистрированных партий — оптимальное число для того, чтобы граждане сделали свой выбор (пошутил). Минюст, мол, намекает, также эффективно поработал. Дальше, однако, про важное — про то, что президента Путина интересует на самом деле: для того чтобы партии были влиятельными, для того чтобы они могли действовать на уровне муниципальных образований и регионов, они должны быть действительно сильными.

О чем говорит Путин? О Коммунистической партии Советского Союза. Отстроив в боях и трудах бюрократическую вертикаль, всякий российский правитель подходит к осознанию того факта, что она чрезвычайно громоздка, слабо управляема и составлена из кусков и обрезков все той же местнической патерналистско-феодальной системы. Особенно трудноуправляемой в ситуации, когда пространство публичной политической конкуренции скукожилось и потеряло цвет. А уж уровень муниципальный и вовсе оказывается вне зоны видимости тех, кто наверху пирамиды. Мысль, поблуждавшая по примерам из мировой практики — там Китай, тут Чили, Турция, в конце концов, — сама собой разворачивается к консервативной мудрости советских вождей. Когда в параллель с хозяйственно-административной распределительной вертикалью была выстроена еще одна — контрольно-распорядительная, партийная вертикаль.

Именно в этом направлении движется сегодня корабль кремлевской «Единой России». Своеобразного плацдарма для внутрибюрократической конкуренции и политического рычага давления на различные этажи аппарата, трудно достижимые с самого вертикального верха.

Призыв к строительству именно крупных партий, на первый взгляд, весьма прогрессистский, приобретает особый смысл в условиях, когда политические ресурсы максимально централизованы и напрямую контролируются Кремлем. Крупные партии, о которых говорит Путин и которые намерен строить Кремль, в рамках корпоративистского бюрократического капитализма должны обеспечить определенный уровень конкуренции внутри властно-бюрократического слоя. Эти заведомо «встроенные» в государственно-бюрократическую систему партии должны стать особыми шлюзами бюрократической системы, дополняющими стройную иерархию чиновной вертикали еще одной, независимой от нее иерархией. А их конкуренция, по замыслу, должна обеспечить высшим этажам — этажам политической власти — надежную систему управления и контроля.

~ Конечно, скажут скептики. Все это как-то само собой так складывается постепенно в уставших от разнообразных управленческих моделей и образцов головах начальства по мере того, как цены на энергоносители грозят вступить в почти что брежневский зенит. И, несомненно, скептики тут будут правы. Эта модель «бюрократической избыточности» весьма зависит от «избыточности» привлеченных в систему и распределяемых через нее ресурсов. И, как показывает опыт, когда этих ресурсов становится критически мало, система просто рассыпается.

Но кому досуг думать о дождях и осени в такие радостные майские дни?

А что до самой инаугурации, то в контексте отстроенной корпоративистско-бюрократической политической системы, в контексте тех своеобразных выборов, которые подтвердили полномочия президента не столько в режиме политической конкуренции, сколько в режиме административной безальтернативности, процедура эта явно поменяла свой смысл. По Конституции она задумана как ритуал присяги избранного политика, вступающего в высшую государственную должность. Здесь же она есть акт присяги нации и властно-бюрократических кланов тому, кто оказался наверху пирамиды и признан на ближайшее время быть ее «смотрящим».