Ситуация, сложившаяся вокруг непризнанных государств, а именно, отпавших от Грузии ее бывших автономий – Абхазии и Южной Осетии – сегодня обострилась, как никогда за последние годы. И дело здесь не в чьей-то злой воле. Хотя в зависимости от интересов тех или иных сторон, политических симпатий и антипатий, существует соблазн объяснять происходящее именно так. Проблема – в неблагоприятном стечении обстоятельств. А это повышает значение эмоциональной составляющей в поведении политиков и в условиях временного цейтнота создает благоприятную среду для принятия решений под влиянием кратковременных конъюнктурных факторов.

Неблагоприятных обстоятельств действительно много. Это и готовность западных стран в одностороннем порядке признать независимость Косово. Сколько бы ни говорили американские и европейские политики и дипломаты, что история с Косово – это unique case (и по многим параметрам так оно и есть), народы, оказавшиеся в сходных ситуациях в других районах мира, неизбежно задают вопрос:

«Почему албанцам можно, а другим нельзя? Они, что, люди первого сорта, играют в высшей лиге? А мы, стало быть, второго, третьего?»

Отсылки к специфике мирного урегулирования, наличию международного протектората на этой территории и прочие аргументы не воспринимаются в накаленной обстановке многолетних ожиданий.

Но ситуация с Косово – не новость в контексте влияния ее на происходящее вокруг постсоветских государств. Ведь при жесткости риторики Россия в качестве ответной меры до последнего времени, похоже, не собиралась признавать независимость Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья. Новость же состоит в том, что тема непризнанных государств волей обстоятельств оказалась включенной в более широкую повестку дня международного политического торга. Так, после решения российской Госдумы наложить мораторий на участие в ДОВСЕ высокопоставленный чиновник Государственного департамента США Дэвид Крамер дал понять, что

в обмен на отказ от моратория американская администрация не будет, по крайней мере, пока, настаивать на выводе российских войск из Абхазии.

Трудно сказать, какой знак на самом деле пытались подать из Вашингтона. Важно то, что в Москве и Сухуми его, по-видимому, восприняли, как сигнал к действиям. Уже на следующий день мэр Москвы Юрий Лужков, проявляющий большой интерес к Абхазии, призвал ускорить процесс официального признания Россией ее независимости. И тут же важное заявление сделал президент этой непризнанной республики Сергей Багапш. По его словам, в Абхазии разрабатывается закон, который позволит российским гражданам официально приобретать там недвижимость. Не стоит разъяснять, что открытие этого законодательного шлюза с учетом фактора сочинской Олимпиады быстро приведет к захвату приморской полосы крупными российскими строительными корпорациями.

Некий невидимый шлюз в головах российских политиков, похоже, уже отворился после недавнего политического кризиса в Грузии, сопровождавшегося традиционными попытками президента Михаила Саакашвили списать все неурядицы на происки России.

В Москве, кажется, пришли к выводу, что при любых раскладах дружественных отношений с Тбилиси в обозримой перспективе не восстановить.

Требования же грузинской стороны вернуть ушедшие автономии будут только нарастать.

Словом, накопилась критическая масса событий, поступков, решений, которая потянула участников политической игры к изменению сложившегося status quo. Вполне возможно, что на самом деле никто в России и не собирается ничего менять. Просто в Москве решили, что когда из Тбилиси потоком идут воинственные заявления и нельзя исключить силовой акции против Абхазии или Южной Осетии, лучше сыграть на опережение, сформулировав вероятную угрозу. Иными словами, отчетливо показать, что может произойти, если грузинская сторона будет ужесточать свою позицию.

Проблема, однако, в том, что в условиях усиления неопределенностей на международной арене

грань между гипотетическими угрозами и настоящими действиями, в результате которых начинает меняться политическая реальность, становится крайне подвижной и условной.

Требование убрать российских миротворцев из зоны конфликтов – это угроза. Призыв признать независимость бывших грузинских автономий – тоже. Обещание принять закон, разрешающий россиянам приобретать недвижимость на легальных основаниях – опять же из разряда угроз. А вот принятие такого акта – уже новая реальность. И «лицам, принимающим решения», тем более, если они действуют в обстановке дефицита времени, очень не просто определить рубеж, за которым начинается стремительное разрушение status quo. К тому же в подобных ситуациях всегда находятся преследующие самые разные цели игроки, которые заинтересованы в подталкивании ситуации к кардинальным изменениям сложившихся балансов. Иными словами, те, кто стремится извлечь максимум из формулируемой угрозы и сделать так, чтобы она стала реальностью. За этим начинается конфликт, и к тому, что он может случиться в данный момент и при таких обстоятельствах, большинство политических игроков оказывается не готовым.

Готова ли Россия в нынешней обстановке идти на обострение, вплоть до участия в жесткой борьбе за создание новых реальностей? На этот вопрос очень хорошо должны знать ответ те, кто вовлечен сейчас в решение острых международных проблем, включая и ситуацию вокруг непризнанных государств. В таких условиях цена ошибки, решений, принятых под воздействием эмоций, возрастает многократно.