Цивилизация
Отмена оправдательного приговора по делу об убийстве Анны Политковской неудивительна. Единодушный вердикт присяжных, отвергших доказательства следствия, был оскорбителен для стороны обвинения, а в таких ситуациях прокуратура и Верховный суд чаще всего находят общий язык. Тем более когда речь идет о громких делах, в которых не просто страдает честь мундира, но и не удается выйти на политически нужное решение.
Власти очень хочется закрыть «дело Политковской», прежде всего потому, что ее гибель многими ставится в вину действующему режиму. Чтобы окончательно продемонстрировать свою к этому непричастность, нужно посадить в тюрьму как минимум исполнителей преступления.
Во многих других случаях решения суда присяжных отменялись по схожим в чем-то мотивам (как, например, в серии с обвинениями против военных Худякова, Аракчеева или Ульмана, где важно было показать, что военные преступники в России наказываются). В итоге прокуратура неизменно добивалась своего не мытьем, так катаньем. Но победы эти так же неизменно оказывались локальными, не способными никого ни в чем убедить.
Казалось бы, функционирование суда присяжных как раз способно убедить общественность в том, что в стране существует правосудие, обвинения должны быть доказаны, а граждане имеют право на судебную защиту. Ведь процесс с участием присяжных (если, конечно, предположить, что их состав не подтасован одной из сторон) заведомо состязателен. Но
никого вердикты присяжных ни в чем не убеждают — ни публику, ни государственное обвинение. И отмена этих вердиктов сопровождается простым пожатием плеч, как нечто само собой разумеющееся.
Конечно, подобные ситуации свидетельствуют о том, что следствие работает плохо, а обвинение — и того хуже. Но с чего ему работать лучше, если его главный ресурс — не доказательство своей правоты, а целесообразность того или другого приговора? Вот и получается, что те, кого назначают виноватыми, рано или поздно оказываются осужденными, а авторитет судебного решения в обществе остается равен нулю.
Отличной иллюстрацией тут может быть популярнейшая народная максима: «Вор должен сидеть в тюрьме». В ней есть жажда справедливости, есть обличение воров и есть требование наказать виновных. Нет только суда. Для установления справедливости он в глазах народа — в общем-то, лишнее звено.
Однако помимо установления справедливости есть множество других важных дел, которые требуют, чтобы в стране функционировала судебная система. Перераспределение собственности, сведение счетов, решение множества разнообразных конфликтов требуют наличия какой-то конечной инстанции. Слово, сказанное ею, должно быть последним, иначе жизнь превратится в хаос. И здесь не столь важно, чтобы это было слово, сказанное по справедливости, сколько то, чтобы споры на этом были прекращены. Конечно, эту функцию могут исполнять и авторитетные товарищи, но государство начиная с 2000 года не желает больше мириться с их засильем по этой части. А раз так,
нет другого выхода, кроме выстраивания убедительной системы — пусть и не слишком любимой в народе, но зато такой, про которую руководители партии и правительства могут сказать — у нас все решает суд.
Проблема в том, что им мало кто верит. Авторитет суда держится вовсе не на том, что его слово — закон, а на том, что после оглашения приговора в дело вступает Федеральная служба исполнения наказаний. И бесконечные отмены приговоров, выносимых не прочувствовавшими момента присяжными, это тяжелое ощущение только усиливают.
