Цивилизация
На советское сельское хозяйство, как известно, ежегодно обрушивались четыре стихийных бедствия: осень, зима, лето и весна.
На российском валютном рынке стихийных бедствий два: рубль сильный и рубль слабый.
Сейчас нам вроде впору радоваться. На витринах пишут: «Цены снижены из-за укрепления рубля». Ритейлеры заявляют, что падают цены на некоторые продукты, причем ощутимо — на 15–20%. О снижении цен на автомобили объявляют автопроизводители. Цены на большинство международных пассажирских авиамаршрутов у нас номинированы в евро и пересматриваются каждую неделю. Падает евро — падают цены.
Укрепление рубля стало символом возвращения России к нормальной жизни после жутких скачков «черного декабря». И даже основанием для нового всплеска чиновничьего патриотизма: дескать, просто так нас на лопатки не положить. Мол, санкции не задушили российскую экономику, как на то надеялся пресловутый Запад.
Но крепкий рубль — хотя он в полтора раза слабее, чем был до начала украинской истории весной прошлого года, — оказывается, тоже источник больших проблем. Министр финансов Антон Силуанов, читая лекцию в Санкт-Петербургском государственном университете, сообщает, что «рубль укрепился даже чересчур, слишком много». ЦБ устами первого заместителя председателя Ксении Юдаевой говорит нам, что укрепление рубля наконец-то закончилось.
Государство и его граждане оказались между молотом и наковальней.
Дешевый рубль выгоден экспортерам. Причем основные наши экспортеры, крупнейшие нефтегазовые компании, заодно и главные работодатели страны, и основные наполнители бюджета. Из которого затем выплачиваются зарплаты госслужащим, пенсии, трансферты регионам. Оставшиеся после налогов заработанные рубли и «инвалюту» можно, в свою очередь, инвестировать в новые производства, то есть создать новые рабочие места. Выплатить бонусы менеджерам, чтобы полученными деньгами они подкрутили сильно упавший с декабря внутренний спрос.
И вроде так и должно быть в нормальной экономике. Экспортеры оживают, вкладывают деньги в страну, создается производство, можно, наконец, ставить вопрос об импортозамещении. Но когда сработают эти внутренние инвестиции, если вообще сработают, большой вопрос. А жить нужно каждый день.
И потому простой обыватель с замиранием сердца, как в 1990-е, начинает свой день с проверки курса доллара и евро.
Упал — не упал, поскакал — не поскакал. Снова бежать в обменник хватать «инвалюту» или подождать.
Нет, пожалуй, ни одной развитой страны, которая ежедневно с замиранием сердца следила бы за привязкой своей нацвалюты к двум чужим.
Ну, иногда канадцы порассуждают о том, что их доллар стал крепче американского, иногда швейцарцы поразмышляют, выгоднее ли им свой франк иметь сильнее евро или слабее. Но чтобы каждый день глядеть в обменники…
Российская экономика снова накрепко связана с двумя валютами, которые эмитируют страны, наиболее охладившие отношения с Россией после Крыма и Донбасса. Причем связана она как на уровне предприятий, так и граждан.
Печальный парадокс заключается в том, что и за крепкий, и за слабый рубль нам приходится платить.
Даже для обычных граждан, особенно для бюджетников и пенсионеров, слишком сильное укрепление рубля грозит личными финансовыми неприятностями. При отсутствии резкого роста цен на нефть и крепком рубле существенно упадут доходы бюджета. Он сверстан в 2015 году из расчета, что доллар будет стоить 61,5 рубля, а сейчас колеблется между 50 и 52.
Зарплаты бюджетникам и стипендии студентам во многих регионах уже платят с задержкой. К тому же падение доходов казны не позволит индексировать на размер инфляции социальные выплаты. А денег Резервного фонда — об этом открыто говорит сам министр финансов – при нынешних раскладах стране хватит максимум на полтора года.
В такой ситуации мы с вами и Банк России с Минфином решаем схожие задачи — ищем баланс между сильным и слабым рублем.
Можно вспомнить, как японцы страдали от крепкой иены, обесценивавшей экспорт. Как американцы радовались ослаблению доллара, что помогало им уменьшать внешний долг, ничего не предпринимая. Но у нас нет прочной и предсказуемой политики, как в Японии и США.
У нас помимо Резервного фонда и проектировок бюджета есть жизнь, в которой цены повышаются даже на отечественные товары, ни к доллару, ни к евро вроде вообще не привязанные. При слабом рубле сразу взлетают цены на лекарства, а для многих это гораздо важнее неких будущих планов, потому что лечиться и снимать боль нужно прямо сейчас. Чтобы дожить до этого будущего.
Потому для нас противоречие между выгодой одних от сильного рубля и других от слабого — не просто абстрактная экономическая проблема. Это проблема нашей личной жизни, мы ежедневно чувствуем ее на себе. Снова вынуждены зависеть от курса рубля в самом буквальном смысле. Чтобы понять, когда и куда ехать в отпуск или вообще не ехать. Сколько тратить на еду. Покупать одежду или пока походить в старой.
Горизонт планирования нашей жизни мечущийся из стороны в сторону рубль сузил даже не до месяцев, а до считаных дней.
Когда люди не понимают, почему доллар четыре с небольшим месяца назад стоил 80 рублей, сейчас 50 и сколько он может стоить через месяц, им очень непросто нормально жить в своей стране.
В этой ситуации — да, принимая во внимание все макроэкономические и фискальные доводы, — правительство и ЦБ все же должны найти способы сделать движение российской валюты более предсказуемым. А государство в целом — сделать более предсказуемой свою политику.
Чтобы мы не смотрели на валютные котировки с такой же частотой, как на прогноз погоды. И примерно с такими же шансами на них повлиять.
