На днях ко мне по какой-то бытовой надобности заглянула соседка – элегантные седины, консерваторское образование и обращение «милочка» ко всем женщинам моложе пятидесяти. Я ее немного побаиваюсь.

Мы пили чай и горевали о Хворостовском, как вдруг соседка обратилась к мирно бухтящему в углу телевизору:
— Боже мой. Ничего из себя не представляет, способностей ноль, интеллекта ноль, даже профессии толком нет…

Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять: на этот раз Лидия Александровна клеймит не меня, а девушку из телевизора.

— Но как себя подает, какого успеха добилась, какие деньги зарабатывает, — задумчиво продолжала соседка. — Молодец!

Это было так неожиданно, что я поперхнулась чаем.

— Упорство! – Лидия Александровна назидательно подняла вверх фортепианный палец. – Настойчивость! Ведь она буквально заставляет себя слушать! Вы, молодежь, теперь ужасно бесхребетная. Рефлексируете, по психологам ходите, сомневаетесь. А она – дело делает.

— Какое дело? – пискнула я.
— Да хоть какое-то, — отрезала Лидия Александровна. – Вот вам бы, милочка, об этом подумать.

Я вымыла чашки и стала думать.

В 1944 году на сцену «Карнеги Холл» вышла женщина по имени Флоренс Фостер Дженкинс. Та самая, что впоследствии вошла в историю как «самая плохая певица в мире». Звуки, которые она издавала, были похожи на вой взбесившейся кошки или пронзительный скрип тележного колеса – на что угодно, кроме собственно пения.

Однако у нее были поклонники. Частью – купленные, частью, вероятно, глухие. Но были и те, кто совершенно искренне восхищался не пением, а личными качествами мадам Дженкинс: ее смелостью, ее настойчивостью, ее упорством. Тем, что она не рефлексировала и не сомневалась, а «буквально заставляла себя слушать».

Плохие певицы явление не уникальное. Как плохие врачи или плохие водители такси.

Но Флоренс Фостер Дженкинс развернула общественное сознание в направлении, которое в ее время казалось невероятно смелым, а теперь стало нашей обыденностью.

Успех – это когда ты прешь напролом, не задумываясь: «А куда, собственно, я пру, и зачем?»

«Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех». Простите, Борис Леонидович. Теперь это не позорно. Теперь это житейский «оскар»: стать «кем-то», будучи по сути никем.

Вот «светская львица» – она чем занимается? Что у нее за профессия? Да неважно. Ее же знают миллионы. А значит она кто? Правильно, — молодец!

Или звезда реалити-шоу, которая не поет, не танцует, книг не пишет и вообще ничего, кроме скандалов, не производит. Из ничего же свой успех сделала! Буквально из абсолютного нуля. Молодец? Конечно!

Или мальчик, который в течение десяти минут с хрустом жрет на камеру пенопласт – миллионы просмотров на youtube, поклонники, денег опять же заработал. Молодец!

Между прочим, если взглянуть на дело под таким углом, то жизнь становится намного проще. Ну, к примеру, больше не надо задаваться вопросом: «Кто все эти люди в телевизоре?» Или: «Почему в Думе так много идиотов?»

Потому. Мы их сами сделали. Мы все и есть те самые папы Карло, что выточили этих Буратин.

Тот наивный крокодил, который обеспечивает саркаментальным «тридцатником» мартышку, чей единственный талант – полоскать в реке банановую кожуру. Поначалу они нас ужасают, потом веселят, потом дают ощущение собственной значимости, мол, «ну надо же быть таким тупым, я-то ведь гораздо умнее».

А дальше наступает неизбежный момент самооправдания: да, я, умный, смотрю на них, тупых, потому что… потому что… потому что они целеустремленные и настойчивые молодцы, которые добились всего одним только упорством. С талантом-то всякий может, а вы попробуйте как они!

И чем больше нас, тех, кто смотрит на мальчика с пенопластом, тем быстрее мы приходим к мысли: тоже, знаете ли, не каждому дано – жрать пенопласт так, чтобы на тебя смотрели.

Может быть, он больше ничего не умеет. Но он упорный, трудолюбивый – вон уже вторую пачку доедает! – и при минимуме способностей сумел добиться успеха. Да и, в конце-то концов, пользы он не приносит, однако, кажется, и вреда особого от него тоже нет.

А вот и есть. Превознося голое, не подкрепленное никакими способностями упорство, мы даем его обладателям карт-бланш на воплощение их самых запредельных фантазий. Тридцатника в день мартышке уже не хватает. Мартышка уже уверена, что достойна большего.

И вот уже она считает себя вправе управлять нашим досугом, нашими мыслями, нашими детьми. Нашей страной. А что? Почему нет? Хорошая же будет элита, упорная, настойчивая — таран, а не элита!

Никаких рефлексий, только дело, причем неважно, какое. Просто дело. Просто упорство. Высшая добродетель.

И начинаешь грешным делом думать: а может не так это и плохо в наши «бесхребетные» времена? Одна проблема – с такой элитой жрать пенопласт придется уже нам и нашим детям. Потому что только этому упорные и могут научить. Тому единственному, что умеют сами.