Мне, конечно, интересно, когда я смогу выйти на пенсию. Так, чисто теоретически интересно. Раньше я считал, что в 2028 году, а теперь выходит, что 2033. Только, положа руку на сердце, могу ли я быть уверен, что этот срок не изменится, что в 2033 году будут применятся те самые правила, которые вводятся сейчас? Даже спрашивать смешно. Оглядываясь на бурную деятельность правительства и Пенсионного фонда за прошлые годы, мы видим, что чуть ли не каждый год что-то вводилось, пересчитывалось, замораживалось или отменялось. Наверняка так будет и впредь, ведь надо чем-то занять разбухшие бюрократические штаты. И вечное реформирование — самый трудоемкий процесс.

А еще мне чисто теоретически было бы интересно узнать, сколько будет рублей в этой пенсии. Вроде бы можно даже посчитать, исходя из текущих зарплат и стажа… Стоп-стоп-стоп, правила ведь десять раз пересмотрят до того самого года. И самое главное, даже если бы мне на машине времени привезли квитанцию от Пенсионного фонда из того самого года, никто не подскажет мне, сколько в том году придется заплатить за батон хлеба, за коммунальные услуги и за качественную медицинскую помощь — а это главная статья расхода для многих пенсионеров.

Так что все эти подсчеты — сплошные абстракции, если честно.

Мне гораздо важнее, кто будет провожать меня на пенсию, какими они будут, эти люди. Сегодня они учатся в школах и институтах, а в том самом 33-м (или каком?) году они будут основной рабочей силой, и наши пенсии будут зависеть прежде всего от того, какие будут у них зарплаты, каким вообще будет уровень жизни в нашей стране.

Можно, чисто теоретически, «вернуть все как было» и выйти на пенсию пораньше, потому что никому не нужна ни твоя работа, ни ты сам — и получать копейки, тратя огромные рубли, доживая остаток дней в заботах о куске хлеба. А можно проработать, как на Западе, до почтенных семидесяти, сохранив и здоровье, и вкус к жизни, а потом провести десяток-другой лет в круизах по Средиземноморью, благо, пенсия позволяет. И это зависит не от возраста выхода на пенсию, а от общего состояния экономики и общества.

Полагаю, что процент гениев примерно одинаков во всех человеческих популяциях. Но вот нобелевские лауреаты и изобретатели прорывных технологий отчего-то встречаются в одних странах намного чаще, чем в других. Полагаю, что в этих странах просто созданы лучшие условия для поиска нового, для эксперимента и прорыва. И, что характерно, пенсии в этих странах тоже намного выше, равно как и продолжительность активной, интересной жизни. Трудно не заметить связи между одним и другим.

И поэтому тем, кто обеспокоен пенсионной реформой, я предлагаю не требовать от правительства «вернуть все обратно», это бесполезно. Я предлагаю посмотреть, что мешает нашему будущему. Например, лицензий и аккредитаций лишаются такие яркие и неординарные вузы, как Европейский университет в Петербурге и Московская высшая школа социальных и экономических наук — а ведь выпускники этих заведений и могли бы создать процветающую Россию, в которой уютно будет жить нам с вами на пенсии.

Есть разные предположения о том, почему это происходит. Кто-то видит в этом желание ликвидировать островки свободомыслия, кто-то — простую бюрократическую глупость. А я вижу в этом прежде всего стремление чиновников от образования привести это самое образование в то состояние, с которым они могут справиться. Напомню, что московский вуз был лишен права выдавать дипломы государственного образца за то, что в представленных бумагах не все соответствовало указанным образцам.

Прежде всего, это касается пресловутых «компетенций». Когда я учился в МГУ, такое слово вовсе не употреблялось, а сегодня без него никуда. Как рабочий вытачивает на станке детали, а крестьянин выращивает пшеницу, так педагог вырабатывает у учеников соответствующие компетенции. Это происходит стандартным образом, у всех учеников и учителей одинаково, и образование состоит в выработке соответствующего данной специальности набора компетенций. Если какая-то из них была заявлена, но не была включена в соответствующую программу, значит, будущий специалист не получил должной компетенции и диплом государственного образца не может быть ему выдан. Ну как если на заводе забыли выточить одну деталь — все изделие считается бракованным.

Я не шучу, именно так представляют учебный процесс в Рособрнадзоре. И вот преподаватели в случае проверки пишут несметное множество бумаг, в которых расписан каждый шаг, указаны все компетенции и прочие мудреные слова. Эти бумаги легко проверить, в них легко обнаружить недочеты, пропуски, несовпадения — и закрыть на этом основании вуз.

Только к настоящей учебе это не имеет никакого отношения. Такой подход может быть оправдан при обучении рабочих на конвейере: учим закручивать вот эту гайку, красить вот эту поверхность. При переходе на другой конвейер — переучиваем всех заново, разумеется (и вот отличный повод устроить новую проверку).

Все это, пожалуй, неплохо работало в девятнадцатом и даже в начале двадцатого века, еще до эры научно-технического прогресса. Те конкретные навыки и приемы, которые осваивали подмастерья, в общем и целом не устаревали еще несколько десятков лет. Но сегодня все выглядит иначе: за тот десяток лет, что проходит между студенческой скамьей и ответственной работой, меняются коренным образом не только многие технологии, но и структура рынка труда, структура общества.

Вот простейший пример: кто может поручиться, что через двадцать-тридцать лет сохранится распространенная сегодня профессия водителя? Очень может быть, что человека за рулем вытеснит робот, и водить автомобили будут разве что для удовольствия, как сегодня скачут на лошадях. Причем удовольствие это будет довольно дорогим и экзотичным.

Но и этого мы не знаем наверняка — а может быть, профессия водителя не исчезнет, но сильно изменится? Будет подобна работе диспетчера в аэропорту… А значит, неузнаваемо изменятся все смежные профессии — например, преподаватели автошкол и инспекторы дорожного движения. Но мы пока не знаем, как.

Поэтому современное образование должно быть нацелено, по сути, на одну главную компетенцию: умение и желание учиться новому, распознавать в окружающем мире интересное, добывать и структурировать информацию. И у каждого этот процесс происходит по-своему, потому что двух одинаковых учителей или учеников не бывает. И даже не страшно, что каждый студент выносит из каждого курса что-то свое — в стремительно меняющемся мире разнообразие навыков только полезно для общества в целом.

Впрочем, что вузы… от тотальной бюрократизации стонут школы. Учитель, к примеру, не может просто так взять и отвести детей на экскурсию в ближайший парк или музей. Для этого требуется целая куча документов: приказ директора школы, список всех детей и назначенных сопровождающих с указанием всех данных, а если дети разойдутся после экскурсии сами, то и письменное заявление от каждого родителя. Удобно для проверяющих? Безусловно. А для учителей удобнее… отказаться от такого похода за знаниями, остаться в привычных стенах и рамках. Удобнее воспроизводить серый общий стандарт, а не выращивать будущих Стивов Джобсов и Илонов Масков.

Ну, а что касается моих личных пенсионных планов, я прекрасно отдаю себе отчет, что обеспеченная старость для моего поколения — это те активы, которые мы сумеем накопить к старости. Наш с женой главный актив — трое творческих и работящих детей, которых мы вырастили. И о будущей старости мы думаем с надеждой, а не тревогой.