Нет, не в есенинском стогу,
Не в шалаше, как В. И. Ленин,
На левантийском берегу
Лежу, исполнен праздной лени.

На свете лучше места нет,
Спокойно, сухо и тепло там.
Не зря Сусанин сорок лет
Водил евреев по болотам

В сопровожденьи чад и жен,
Пока не молвил горделиво:
«Здесь будет город заложен
И примет имя Тель-Авива!

И пронесет его в веках
Через преграды и невзгоды
На гордо поднятых руках,
Пугая прочие народы.

Не я ль от самой Костромы,
Надеждой ваши души грея,
Через библейские холмы
Довел до цели вас, евреи?

Когда бы жизнь я за царя
Отдал, что прописал мне Глинка,
Ее прожил, наверно б, зря,
Как в поле жалкая былинка.

Но я не Глинка — я другой,
Еще неведомый мужчина,
И мне царевым быть слугой,
Признаться, как-то не по чину.

Пусть даже этот царь – Давид,
Особой разницы тут нету:
Мне неприятен власти вид,
И дух мой чужд сему предмету.

Мне тяга к странствиям мила
И к перемене мест охота,
Она сюда и привела
Меня из отчего болота.

А дивный град я заложил
Не под проценты ломовые,
Но чтоб народ здесь вольно жил
И не сгибал бы жесткой выи,

Читал бы день и ночь Тору
И пил не воду из-под крана,
А только водку поутру.
И помнил русского Ивана».