Чтобы немного передохнуть от российской повестки дня, смотрю вечерами бездуховные англоязычные сериалы. В том числе полицейские детективы. И страшно сочувствую условиям работы копов и бобби. Даже когда они уверены, что перед ними сидит убийца-маньяк-коррупционер, но улик не хватает, а нагло улыбающийся преступник говорит «я знаю свои права», им не остается ничего другого, как сказать ему зловещим голосом «мы еще встретимся». И — проводить до лифта.

То ли дело у нас. Четверых молодых людей, спрыгнувших со сталинской высотки на парашютах, задержали еще 20 августа. Сначала вменили «вандализм» с отягчающими (до пяти лет), через день — уже хулиганство (до семи).

В машине одной из задержанных, отобрав у нее ключи, обнаружили баллончик с краской. «Не было там никакой краски», — плачет парашютистка-диверсантка, ну так они все плачут и все отрицают... Какие вам еще нужны доказательства?

Успех блистательной операции смазал украинский руфер по кличке Мустанг, прислав селфи с башни высотки и призвав отпустить невиновных. Английские сериальные детективы, проверив подлинность фото, сравнив краску из баллончика с той, что красили звезду, и проведя другие оперативно-разыскные действия, так бы, наверное, и сделали. Но наши — сначала аноним из Следственного комитета РФ, а затем и целый российский сенатор Добрынин в ранге замруководителя комитета по конституционному законодательству — предложили Мустангу лично явиться в российскую полицию, «чтобы спасти от тюрьмы людей, обвиняемых в этом тяжком преступлении».

Мустанг, конечно, руфер безбашенный, но не настолько же. И вопросы в связи с этой историей в соцсетях возникли скорее к сенатору, чем к руферу: действительно ли наши законники готовы посадить невиновных людей, если виновный сам не сдается? И если это называется правосудием, то что такое захват и удержание заложников? Вопросы, конечно, риторические. Срок задержания парашютистов-неудачников продлен до 19 октября. И пусть еще скажут спасибо, что под домашним арестом сидят, а не в камере.

В минувшую пятницу российские спецслужбы захватили в Псковской области гражданина Эстонии, «подозреваемого в шпионаже».

Задержанный, сообщили в ФСБ, проводил агентурную операцию: у него нашли пистолет, €5 тыс., средства для скрытой аудиозаписи. В общем, классический шпион, пришедший с холода...

Псковская область в последнее время прославилась на весь мир лишь засекреченными похоронами российских военнослужащих, которые то воскресали из мертвых, то вновь умирали, — может, там искал агентуру этот плохо замаскировавшийся шпион? Прямо как в песне Высоцкого, которая долгое время казалась устаревшей пародией на советскую шпиономанию, а сегодня вновь стала актуальной: «Джон Ланкастер в одиночку, преимущественно ночью, / Чем-то щелкал, в чем был спрятан инфракрасный обьектив. / А потом в нормальном свете представало в черном цвете / То, что ценим мы и любим, чем гордится коллектив....»

Эстонский президент назвал инцидент похищением — дескать, «российские военные с применением оружия задержали сотрудника полиции безопасности Эстонии и увели его на территорию России». С тех пор об эстонском «шпионе» ни слуху ни духу. Российские СМИ молчат. Западные, вроде британской The Guardian, намекают, что шпион-заложник может стать рычагом давления России на ее балтийского соседа, который слишком настойчив в желании разместить на своей земле новые базы НАТО.

Недавно признали себя заложниками российской внешней политики и рабочие Мурманского рыбокомбината.

Запрет на ввоз в страну живой рыбы лишил их сырья для переработки (они покупали его на норвежских аукционах), а значит, и работы — траулеры отечественных рыбаков, к сожалению, давно устарели. Руководство комбината подало иск в Верховный суд России против правительства РФ. И тут на сцену вновь вышел сенатор Добрынин — тот самый, что призывал Мустанга обменять себя на задержанных парашютистов. «Сам факт подачи такого иска, — сказал специалист по Конституции РФ, — явление, с одной стороны, беспрецедентное, с другой — отрадное, поскольку свидетельствует, что субъекты российской правовой системы не испугались выступить против самого государства».

Ну просто суши весла, рыбзавод... Вообще-то иски граждан и компаний к государству, в том числе правительству РФ, — рутина жизни в демократической стране. Как, собственно, и забастовки, и профсоюзные митинги, и другие формы общественного диалога.

Это же не к Богу иск, а всего лишь к кабинету министров. Чего тут пугаться-то?

Пугаться, скорее, надо правительству: судя по всему, число заложников их «работы» будет только расти. Эксперты рынка труда предупреждают о скором обвале в целых отраслях экономики. Турфирмы уже банкротятся одна за другой. Работающие на импортном сырье предприятия скорбно готовятся к банкротству. Западные «дочки» потихоньку сворачиваются: Danone останавливает работу молочного комбината в Смоленске из-за роста цен на сырое молоко и нехватку сырья в регионе, автозавод «Фольксваген» в Калуге сокращает персонал, «Макдоналдсу» вместе со всеми его российскими поставщиками помогает помереть Роспотребнадзор. Многие эффективные кампании жили на кредиты, теперь длинных денег не стало — что с ними будет? Найдет ли Верховный суд рациональные ответы на подобные вопросы и иски? Не испугается ли назвать виновных? Вряд ли, судьи — тоже заложники ситуации.

Как и жители Крыма. И те, что искренне рады присоединению к России, и те, кто на референдум не пошли. Признавать Крым мир, судя по всему, не собирается, то есть о посещении визовых стран гражданам с крымской пропиской остается лишь вспоминать неопределенно долго. И даже на Украину уже просто так пешком не сходишь: бывшая родня строит стену на границе. В общем, сидите себе на полуострове, ждите у моря туристов.

Пишу я это без всякого злорадства. Напротив.

В том-то и подлость ситуации, что заложниками сегодня могут стать все и в любой момент: и патриоты, и либералы, и старики, которым кажется, что «Сталина на нас нет», и невинные дети. Система пошла вразнос, где рванет завтра — неизвестно.

И прийти на помощь некому. Заложникам остается лишь надеяться на милость захватчиков или, скорее, обстоятельств — может, еще и выживут, если не будут качать права, станут держаться скромнее. Широко известен тот же стокгольмский синдром, когда заложники, пытаясь сохранить рассудок, так проникаются идеями тех, по чьей вине попали в жуткие условия, что уже искренне поддерживают все их начинания и даже выступают против тех, кто призывает к свободе. Да, нас лишили свобод, денег, работы, может быть, даже лишат жизни — но нам есть за что умирать.

И это, на мой взгляд, главный вопрос сегодня: за что? Недавно на сервере psychologies.ru был опубликован опрос «За кого или за что вы готовы отдать свою жизнь?» 75% российских мужчин и 79,3% женщин ответили: «дети, семья, родственники». За «Родину, Россию» готовы лишиться жизни 16,8% мужчин и 4,7% женщин. «Ни за кого, ни за что» — 8,7% мужчин, 11,1% женщин.

«В старых европейских демократиях, — пишет автор статьи, — дело обстоит принципиально иначе: сложить голову за страну готов каждый четвертый швейцарец, каждый пятый француз и каждый шестой немец. Еще выше этот показатель в Польше — почти 50%. Примерно столько же готовы пожертвовать собой за свои принципы и убеждения». Если вера и принципы сегодня в России представляют ценность для очень узкого круга (в среднем не больше 2%), то «в Германии за свои убеждения готовы заплатить жизнью 44,3% респондентов, в Швейцарии — 48,8%, а во Франции — 62,3%.»

Конечно, это лишь опрос.

Отвечать про готовность умирать сидя на диване легко. Но и с дивана опрошенные россияне вовсе не рвались в герои, если «родина скажет».

Подозреваю, именно потому, что цели и ценности того, за что, собственно, жителей страны призывают к страданиям, не очевидны.

Просто некоторые попадают в заложники.