— Я могу сказать, что глубоко тронут текстом Михаила Ходорковского, хотя не согласен с большей частью того, что там написано. Тронут потому, что и сам уточнял свои политические взгляды в соседнем СИЗО, только на 20 лет раньше и в Бутырках, а не в «Матросской Тишине», в диссидентские времена. Вообще, все самое интересное из русских политических текстов написано зэками или в связи с зоной. Так же как и тюремные тексты Николая Бухарина, Павла Флоренского интереснее нетюремных. Видимо, дискомфорт полезен нашему брату.

Это очень русский документ, он будет не понятен за пределами России, он будет там казаться кричаще противоречивым и подозрительным вследствие этих противоречий, хотя мне он кажется по-человечески интересным.

Он обязательно будет переломом к какой-то более обдуманной и более выстраданной линии поведения.

И в этом я склонен относиться с доверием к человеку, который в трудных обстоятельствах ищет свой путь.

Эта статья мне не кажется игрой, она слишком честная и для игры, и для политика. Но все-таки элементы игры есть. Там заметны попытки выстраивать какую-то стратегию одновременно игры и с обществом, и с властью. В текстах практически любого зэка есть элементы игры. Это неизбежно. Вообще, я бы осторожнее обходился с суждениями о намерениях зэков. Я напомню, что Ходорковский сегодня прежде всего не миллиардер, не крупный бизнесмен, а зэк. Не будем забывать, что зэк — это разновидность раба. Он не полностью властен над своим существованием. Он просто несвободен. Нельзя про это забывать.

У зэка всегда собственная стратегия, он слабо считается с нашими предпочтениями, я думаю, зэк обычно по-своему прав.

Какой-нибудь пылкий юноша с взглядом горящим вполне может рассматривать этот документ как манифест, но опять-таки для манифеста он слишком честен. Сегодня Ходорковский нравственнее практически всех русских политиков, которых он годами развращал. И в каком-то смысле в камере проще быть нравственнее. И это для меня скорее интересный интеллектуально и морально текст, но вряд ли его можно рассматривать как манифест.

В статье много интересных моментов. Я согласен с Ходорковским, когда он пишет о коктейле страха и комфорта как о причинах капитуляции либералов. Это одно из немногих абсолютно точных попаданий.

Страх плюс комфорт толкает людей на самые отвратительные вещи. Это очень популярный коктейль как у либералов, так и у номенклатуры.

Статья сама по себе критическая к либералам, и, вместе с тем, он уклоняется от самокритики. Очень важно, что Ходорковский признает, что не кто-нибудь, но именно либеральный класс коррумпировал либеральные СМИ и превращал их в инструмент. Проще признавать чужие ошибки, потому что как раз ЮКОС, как ни странно, сторонился именно игры со средствами массовой информации. Эта группа (я говорю про 90-е годы, что сейчас — я могу не знать) не несет значительной ответственности за общественную коррупцию. Этим занимались практически все другие крупные корпорации. Они уклонялись от этого, я не знаю, по каким соображениям, но это так. Зато группа ЮКОС несет значительную ответственность за коррупцию политиков и общественных организаций, где она действовала чрезвычайно активно.

Интересно, что Ходорковский наконец дистанцируется от термина «олигархи», хотя я думаю, что эти люди — Ходорковский и Невзлин — должны разделить часть ответственности за введение этой идеологии, именно как идеологии слова в русскую политическую лексику для решения своих текущих задач межкорпоративной борьбы конца 90-х. В сдержанном виде в другом месте он это признает.

Самое сомнительное в его тексте — это советы в конце статьи. Его рекомендации на будущее сомнительны в том смысле, что это, как говорил Гете, «поэзия и правда». Здесь есть элементы политических выводов, элементы самообвинений и элементы игры, правда, такой коктейль опять-таки естествен для письма зэка. Вот что значит, например, его термин «легитимировать приватизацию»? Какую именно приватизацию? Их было около полудесятка волн, и чего именно, которую из них мы будем легитимировать? В сущности, здесь заложен другой тезис.

Пора нам признать не итоги приватизации, а признать итоги создания России вместе с классами и группами социальными, которые в ней возникли, а не говорить, что какая-то из этих групп не имеет права на существование. Как только какая-то из групп признается порочной, мы опять вступаем в полосу гражданских войн.

Это слишком серьезный вопрос, в котором недомолвки опасны.

А когда он говорит, что нужно заставить большой бизнес поделиться, — это, с моей точки зрения, некоторое «ля-ля», предполагающее опять какую-то непонятную сделку между непонятными сторонами. Когда обе стороны очерчены неясно, предполагается, что в центре ее будет находиться бюрократия, которая будет, в сущности, сама с собой делиться.

То есть это перераспределение собственности между разными группами бюрократии. А это уже не очень интересно.

Сейчас Ходорковский сидит в камере и ждет суда. В какой степени будущий суд будет сопровождаться юридической или квазиюридической сделкой, мне трудно сказать, но пока в России не существует независимого суда — мы это все признаем, мы просто не видели прецедента независимого суда.

интервью взял Илья Жегулев