Цивилизация
Изображать птичек, рыбок и зверюшек – дело, может, и нужное, но не первостепенное. С таким отношением Вася Ватагин столкнулся еще на заре своей туманной юности. Да и сам он тогда не думал о большом искусстве. Ему просто нравилось перерисовывать разных животных из зоологических атласов. Казалось, эта страсть должна вести к карьере научной, а не художественной, и Ватагин действительно поступил на естественный факультет Московского университета. Но со временем понял, что биологом быть не хочет, а подлинное его призвание – рисовать.
Насчет предмета изображения не колебался ни секунды: звери и только звери.
При таком раскладе ему была прямая дорога в иллюстраторы научных книг и энциклопедий. Однако он уже видел себя настоящим, а не прикладным художником. Занимаясь в студии Константина Юона, Ватагин услышал по поводу своих зоологических штудий от учителя судьбоносную фразу: «А где же искусство?» Вопрос запал в душу. Оказалось, сколько ни упражняйся в передаче анатомии, сколько ни изучай звериные повадки, до художественного образа все равно далеко. Мечталось же именно об этом. И Ватагин взялся экспериментировать. Выходом из тупика стала для него деревянная скульптура.
Стоит задуматься, почему вышло именно так. Ведь дерево – материал грубоватый, не способствующий филигранности. Нарисовать можно гораздо детальнее и изощреннее. Но для Ватагина больше значили прочность и обобщенность формы.
Найденную им манеру он сам называл «египетским уклоном», имея в виду способность древних египтян выражать пластическую суть при всех условностях изображения.
Художник желал избавиться от «гнета зоологии», давившего на него с юности. И в итоге сумел это сделать, хотя до конца дней сетовал на двойственный характер своей деятельности. Он ведь десятки лет оформлял Дарвиновский и Зоологический музеи в Москве, бесконечно рисовал наглядные пособия и иллюстрировал научные книги. Во всех этих сферах его художественные открытия почти не находили применения – требовалась лишь натуралистическая достоверность. Подлинные перлы создавались, как правило, вне заказа.
Исключением были, пожалуй, иллюстрации к детским книгам.
Здесь он работал так, как считал нужным, и следовал только собственным установкам. Отсюда безмерное упоение образами и постоянный возврат к одним и тем же сюжетам. Для примера: за тридцать лет Ватагин проиллюстрировал сказку «Маугли» шесть раз. Здесь он нашел идеальное сочетание подлинной зоологической пластики и психологических характеристик для Багиры, Шерхана, Балу. «Персонажи Киплинга – это литературные герои, без всякой дискриминации в пользу человека», – писал художник в своей книге «Изображение животного. Записки анималиста». Но таких заказов было у него немного. В той же книге он жалуется с неподдельной искренностью: «Всю жизнь эта двойственность мучила меня», – подразумевая необходимость наступать на горло собственной песне ради научпопа.
На нынешней выставке можно убедиться, что не зря все-таки Василий Ватагин считал деревянную скульптуру своим путеводным жанром.
Лучшие вещи в экспозиции – именно из этого материала.
Хотя справедливости ради стоит добавить, что и в бронзе, и в керамике, и в камне его звери выходили весьма удачно. Чего у Ватагина нет совсем, так это умилительности. Он слишком хорошо знал земную фауну, чтобы устраивать «уси-пуси» по поводу кошечек, собачек, попугайчиков и обезьянок. Нет здесь и пресловутого натурализма, от которого художник столь мучительно избавлялся. Лаконичные, точные формы (почти монументальные при небольших размерах) – и, вместе с тем, в них всегда есть что-то портретное, индивидуальное. Отчего-то сразу понимаешь, что перед тобой не орангутан вообще и не морж как представитель вида, а конкретное существо со своим настроением и даже внутренним миром.
Пожалуй, эти качества изображения присутствуют и в ранних, 1900-х годов, акварелях.
И гораздо в меньшей степени – на больших холстах из Дарвиновского музея. Они-то как раз и выглядят теми самыми наглядными пособиями, мучившими автора всю его жизнь. Сделаны честно, старательно, со знанием предмета, но без особого вдохновения. Стоило ли их включать в юбилейную экспозицию? Сразу и не ответишь. Конечно, сам Ватагин от этих вещей никогда не отрекался и признавал их пользу – хотя бы с точки зрения популяризации биологии. Но сердце его явно лежало не здесь. По счастью, на выставке достаточно экспонатов, не оставляющих сомнения в огромном даре великого художника-анималиста.
