Цивилизация
— Вы в юности прятали приемник под подушкой и слушали пиратское радио?
— Я прекрасно помню это время. Я не отличался от прочих подростков, закрывался от родителей в спальне и слушал под подушкой радио. Когда тебе 16, слушать день и ночь напролет музыку – большое дело, важная часть жизни. Это было время абсолютно новой музыки, и звучала она совершенно неординарно, непривычно для того времени. Тогда вся музыка была та, что слушали мои родители, – мужчина или женщина, поющие одним голосом о луне, прекрасном вечере и прочих подобных вещах. Поэтому ничто не могло быть более эротичным, чем Rolling Stones или Джимми Хендрикс.
Шестидесятые были неповторимым временем. Временем, когда музыка изменилась кардинально, неузнаваемо. С тех пор в музыке не было столь сильных изменений, и вряд ли они произойдут.
— А ваша любимая группа?
— Я далек от категоричных утверждений, но на сегодняшний день очевидно, что Rolling Stones – лучшая группа в мире, играющая ритм-энд-блюз.
— То есть вы называете эту музыку ритм-энд-блюз, а не рок-н-ролл?
— Да, именно так. Мне кажется, многие не понимают, что такое рок-н-ролл. Рок-н-ролл — это что-то вроде того, что делал Джерри Ли Льюис. Просто это стало общим названием для музыки, которая в 60-х казалась странной и необычной.
Мои первые записи – соул-музыка, музыка черной Америки, Арета Франклин, например. И что произошло? Белые музыканты в 1960-х стали играть черную музыку и сделали ее своей. Когда сегодня я слушаю записи Rolling Stones или Small Faces, я понимаю, что некто по имени C. Berry сделал это незадолго до них. И этот C. Berry – Chuck Berry.
Черная американская музыка и электрогитара – вот что сделало музыку 60-х, и эта музыка была невероятно эротична. Сейчас, снимаясь в фильме, я вспомнил многое, что забыл. У меня было несколько записей, которых не было ни у кого в моем районе, и это было большим делом тогда. Я был о себе высокого мнения.
— С тех пор изменилась и сама музыка, и отношение к ней, да и пиратского радио больше не существует…
— Да, тогда все было впервые. А сегодня ты легко можешь купить любую запись. Я не уверен, что мир понес большие потери с закрытием радио Caroline. Но тогда идея отплыть на три мили от британской границы и легально играть запрещенную музыку для нас, детей, была большим делом. Потому что мы вместе с нелегальными радиостанциями, которых правительство объявило вне закона, всего лишь включая приемник, тоже становились вне закона. Что, согласитесь, невероятно почетно в юном возрасте. А тогда пиратское радио слушала половина Британии…
— Вы не жалеете, что сыграли не диджея, а владельца станции?
— О, вовсе нет! Ну, во-первых, у меня была лучшая каюта. Во-вторых, лучшие костюмы, у меня была возможность танцевать. Так что нет, не обидно. Но я хотел бы быть диджеем в реальной жизни, не стану отрицать. И если бы мне кто-нибудь предложил, я бы хотел вести ночное радио-шоу из номера гостиницы или из моего трейлера, потому что я слышал, что Боб Дилан – нет, я вовсе не позволяю сравнивать себя с Бобом Диланом, – я слышал, что он сейчас ведет свое радио-шоу из автобуса. Так что я теперь всем рассказываю о своей идее.
— Какую музыку вы ставили бы?
— Да всю. Всю, что существует. Конечно, по большей части свою любимую – у меня больше тысячи композиций в айподе. Моя последняя любовь – Рейчел Ямагато – не знаю, слышали ли вы о ней, но она невероятно крутая.
— А говорили бы, как Полночный Марк?
— О, да, я говорил бы в подходящих случаях «Оу», «Хей» или «Как насчет этого». Конечно, мне бы хотелось бы, что бы меня любили девушки и чтобы девушки любили мою радиостанцию…
Шутки в сторону. Нет, я бы говорил. Если у меня есть кофе, я готов поговорить. Но мне нужно много кофе. Наверное, я говорил бы все же достаточно. Не очень много.
— Вы знакомы с каким-нибудь владельцем радиостанции или ваш образ – ваша идея целиком?
— О, да! Я никогда никого не копирую. Никогда не основываюсь в своей игре на реальных людях. Я играю то, что я играю. И каждый раз паникую, когда слышу «Мотор!», и каждый раз пытаюсь спрятаться в костюм, воображая его надежной защитой. Я просто пытаюсь рассказывать истории, рассказывать настолько хорошо и интересно, насколько я способен это делать. Это не метод, это процесс. Когда ты молод, тебе кажется, что ты понял метод, постиг суть вещей, когда ты стареешь, ты понимаешь, что процесс – главное.
Мне не стоило становиться актером, мне кажется это слишком тяжелой работой. Я каждый раз боюсь, что не смогу. И каждый раз мне приходится преодолевать себя. Это нелегко. Попробуйте сами, вы мне поверите тогда!
— Но есть те, кто уверяет, что быть актером – самое легкое занятие.
— Это так только выглядит. Потому что мы все живые люди, а актерство требует от тебя полного переодевания в личность другого человека, тебе чужого и незнакомого. А с каждой решенной задачей ожидания зрителей растут. И тебе все время надо им соответствовать. И вместо того, чтобы становиться легче, эта работа становится только тяжелее.
— Кем же вы тогда хотели стать в юности? Поп-звездой?
— О, если бы я мог быть частью Rolling Stones, тогда у меня было бы все, о чем можно мечтать. Но, к моему несчастью, мои волосы по достижении мною пубертатного возраста сплелись в тугие кудряшки. Что означало автоматически, что у меня никогда не будет девчонки, и что я никогда не попаду в Rolling Stones. Это даже не Анжела Дэвис. Это Арт Гарфанкел, настоящее несчастье. И, в отличие от Гарфанкела, я выглядел ужасно. В школе пытался прилизывать волосы разнообразными средствами для укладки, но они выглядели еще отвратительней. Однажды священник на каком-то уроке схватил меня за волосы, чтобы наказать – дело было под Рождество – и сказал: «Что за жуткая дрянь», — и весь класс покатился от смеха.
Но самое забавное, что я не могу вспомнить, когда они вдруг выпрямились. Вот почему я не был в Rolling Stones.
— Зато теперь вы играете владельца радиостанции, на которой звучит музыка Stones…
— Благодаря Ричарду Кертису, он самый удивительный человек, самый талантливый автор, которого я когда-либо встречал. Но все это мы с вами о нем знаем. Но чего мы не знаем – он ответственен за спасение миллионов – в буквальном смысле миллионов – жизней в странах третьего мира. Он много сил отдает работе в благотворительных организациях, которые борются с бедностью. Но никогда не говорит об этом — я скажу это за него.
