Цивилизация
Гражданин Белоруссии гастарбайтер Женя (Евгений Сытый) глядит на принимающую его Москву добрыми, детскими, широко открытыми глазами. Столица отвечает по-своему, по-привычному: Женя получает по брюху и лишается сумки, кошелька и документов. А нет документов, нет и человека, поэтому пузатый дяденька превращается в призрачного бомжа, которого никто не замечает. Никто, кроме пожилого интеллигентного инженера (Сергей Дрейден), то ли умалишенного, то ли всемогущего, обуреваемого жаждой спасения микрорайона от злобного милиционера и идеями о роли уток в борьбе с мировым злом. Дочь инженера (Анна Михалкова) меж тем намекает, что от одержимости птичками папу излечат пилюли.
Сюжет «Сумасшедшей помощи», попавшей в секцию «Форум» берлинского кинофестиваля и съездившей (правда, безрезультатно в плане наград) на «Кинотавр», придумал Александр Родионов.
И если это имя вам ни о чем говорит, лучше запомните, потому что вы еще точно его услышите.
Мало того что по сценарию Родионова был снят прошлый фильм Хлебникова «Свободное плавание», так еще и именно Родионов несет частичную ответственность за некоторую часть проблесков в отечественном кино. Он приложил руку к «977» и «Сказке про темноту» Николая Хомерики, а также ко «Все умрут, а я останусь» Валерии Гай Германики.
Но возвратимся к «Сумасшедшей помощи». Ко второму с половиной самостоятельному фильму Хлебникова (не забудьте посчитать новеллу из «Короткого замыкания») стало очевидно, что у режиссера уже выработался свой узнаваемый стиль. Пусть действие «Свободного плавания» происходило в провинции, с ее вечной сиестой и уморенными бездельем колоритными типажами, а «Сумасшедшая помощь» — столичная история: поверьте, от перемены места мало что изменилось. Москва здесь не открыточная, гламурная и пестрая, с пробками и видами на Сити и ХХС. Хлебниковская Москва — это дворики спальных районов: магазин, скамейка, подъезд, детская площадка, обшарпанная квартира — маленькая жизнь маленьких людей, затюканных жизнью и уже почти ко всему равнодушных, но все равно смешных и родных.
В «Сумасшедшей помощи» Хлебников использует те же приемы, что и в «Свободном плавании»:
за исключением героя Дрейдена, который в качестве контраста безостановочно несет непонятную тарабарщину, персонажи мало и неохотно говорят, с усилием подбирая слова. Камера никуда не торопится, кадр аскетичен, а режиссерский взгляд, вместо того чтобы заострять внимание на упадке и разложении, лазит по закоулкам, выискивая не драму, но гоголевский фарс. В случае «Сумасшедшей помощи» это фарс со вкусом пелевинщины: со знакомой легкостью герои нашего (и уходящего) времени обретают мифологические черты. Не так буквально, как в «Священной книге оборотня», где фээсбэшник воет на луну, а труженица древнейшей профессии ведет родословную от китайских лисиц, но похоже. Оборотень в погонах воплотится в подгнивающее привидение, а инженер с наукообразной ересью и опасным стремлением к утопическому «как лучше» — в не слишком удачливого, но все ж таки доброго волшебника.
Но если «Свободное плавание» — безоценочный взгляд со стороны, то в «Сумасшедшей помощи» за комическими сценками все ж таки прячется пафос.
Впрочем, столь деликатный и ненавязчивый (да и прямо скажем, не лишенный оснований), что с ним легко ужиться. Разве поспоришь с тем, что в юродстве в иной раз больше человеческого, чем в безликой нормальности? Или с тем, что мы утратили веру. Мы с трудом верим в хорошее — не то что в чудеса. А чтобы пробиться через это требуются фокусы масштаба прохождения сквозь китайскую стену, а не крохотное представление вроде открывающегося при появлении инженера мусорного бака, которое способна оценить лишь душа крайне простая и незамутненная – как у Жени.
Ну и последнее.
В том, что роль Сергея Дрейдена осталась незамеченной на «Кинотавре», видится большая несправедливость.
Не только потому, что актер создает на экране яркий характер, а не носит, как у нас в последнее время принято, каменную маску человека без прошлого, настоящего и будущего, а скорее потому, что роль эта в некотором роде эпохальная. На рубеже 80–90-х Дрейден дважды сыграл интеллигентскую совесть — в «Фонтане» и «Окне в Париж» Юрия Мамина — а теперь, кажется, вернулся в старом амплуа только для того, чтобы поставить жирную точку. В сегодняшней действительности есть место для гастарбайтера Жени, добросердечной забитой инженерской дочери, злой милиции, крикливой старушки, подурневшей блондинки средних лет — для всех персонажей «Сумасшедшей помощи», кроме интеллигента Дрейдена.
Этот термин (или же архетип) окочурился вслед за советской эпохой. И он, этот самый интеллигент, со своим кухонным протестом «позвольте попиз*еть», полной оторванностью от реальности и книжным романтизмом, воспринимается теперь если не как оксюморон, то в лучшем случае как сумасшедший. В наше время такое лечат галоперидолом.
