Цивилизация
Если представить себе хорошо замороженный «Вавилон» Иньяриту, то получится «Мамонт» холодного шведа Лукаса Мудиссона. Другой вопрос, зачем еще раз представлять себе «Вавилон»?
Мир жесток, говорит Мудиссон, и за детьми в нем никто не смотрит. Вот идеальное американское семейство: ребячливый папа — владелец компании, которая занимается компьютерными играми, мама-хирург и ангелическая дочка. Вот няня-филиппинка, с которой девочка проводит больше времени, чем со своими родителями. Вот двое маленьких няниных сыновей: они живут на Филиппинах, уже давно не видели маму, старший часто звонит ей и просит поскорее вернуться, но она не может – она зарабатывает деньги, чтобы обеспечить своим детям достойную жизнь. Вот тайская проститутка, с которой отец семейства крутит в Таиланде внезапный роман. Вот мальчик, лежащий в коме: его пырнула ножом собственная мать. Наконец, вот кости мамонта: он сохранился в вечной мерзлоте на тысячи лет лишь для того, чтобы из него сделали самую дорогую в мире авторучку.
Такая же участь, похоже, ждет и людей, и ничего лучшего они не заслуживают.
Все это не зря напоминает стишок «Дом, который построил Джек»: во времена глобализации все события взаимосвязаны, пусть и происходят в разных концах мира. И вот филиппинская птица-синица, которая часто ворует американскую пшеницу, которая в тайском амбаре хранится в доме, который построил Джек.
Мудиссон строг к властителям жизни - американцам: понастроили тут домов, а теперь воспринимают весь мир как обслуживающий персонал. Но режиссер признает, что и американцы на самом деле всего лишь потерянные дети, а пресловутая глобализация больше всего похожа на остров Нетинебудет, где никто никогда не взрослеет.
Весь фильм – долгая история о детях в отсутствие взрослых.
Мама-блондинка не может приготовить ужин, потому что вместо готовки начинает вырезать из овощей цветочки. Папа (лысеющий и от этого почему-то ужасно убедительный Гаэль Гарсиа Берналь), пользуясь случайными каникулами, скачет козликом по тайскому пляжу, покупает уродские туристические шорты и вторые часы, чтобы узнавать местное время. Так и носит на одной руке настоящий, допустим, Ролекс, на другой – подделку. Все герои фильма именно так поступают: смотрят на поддельные часы, не замечая, как прооходит их настоящее время — то, которое они могли бы провести со своими детьми. А дети между тем умирают, бродят по бескрайним мусорным кучам, подвергаются насилию, учат чужой язык и работают на чужих людей.
Мудиссон честно пытается найти какой-то всеобщий эквивалент, кроме денег, — он хочет вообще исключить деньги из круговорота несправедливости в природе. Он показывает, насколько стоимость того или иного предмета зависит от точки зрения: для топ-менеджера кость мамонта – это очень дорого, для скупщика это дешевка, «все равно подделка». То же относится и ко всему остальному: к чувствам, к нежности, к человеческой жизни.
Морализаторство – грех не самый тяжкий, но очень раздражающий.
Иньяриту прятал «вавилонские» морализаторские сентенции в ворохе страстей, слез и боли, мотая зрителю нервы своей жестокой многозначительностью. Мудиссон делает вид, что говорит о реальных людях, он безэмоционально регистрирует наличие слез боли, подробно объясняя зрителю, что такое хорошо и что такое плохо. Еще раз: глобализация – плохо. Умирающие дети – плохо. Материнская любовь – хорошо. Но мало. Кроме любви нужны деньги. Это плохо.
Режиссер ведет себя так, как будто он точно знает, в чем проблема, а если подумать, то найдет и решение.
Он знает, кто виноват и чего нельзя делать, он спокоен, как тот замороженный мамонт, и от этого его персонажи кажутся заторможенными и глупыми: они всего лишь мелкие примеры во вселенском уравнении, где икс все равно равен нулю, а ответ в любом случае можно найти в конце учебника.
Смешно, но именно от такого взрослого, зашоренного, морализаторского взгляда и пытались когда-то сбежать героини давнего мудиссоновского фильма «Покажи мне любовь».
