Интервью с композитором «Метода», «Гоголя» и «Аванпоста» Райаном Оттером

— Каким, на ваш взгляд, получился второй сезон «Метода»?

— Второй «Метод» сильно запоздал. Если честно, он давно был готов. Это не вина создателей, что он выходит так поздно — мы не могли ничего изменить. Но я могу сказать, что второй сезон не разочарует тех, кому понравился первый. Когда я работал над материалом, я с интересом его смотрел и понимал, что это хорошее и правильное продолжение. Это можно сравнить с выходом нового альбома любимой группы, который получается точно таким, как вы ждали. Потому что вы полюбили эту группу за то, что первый альбом был хорош.

— Что вы думаете о графике выхода сериала по одному эпизоду в неделю?

— Это просто какое-то издевательство, но это я шучу, конечно. Мы, как продакшен, никак не можем на это влиять, остается только довериться составителям эфирной сетки Первого канала. Там на половине сезона будут такие повороты, что еще полсезона будет интересно смотреть и предугадывать, как же это развяжется. Когда восьмая серия выходит? Сейчас какая серия?

— На момент публикации материала выйдут четыре серии. Сначала две показали, потом по одной.

— Между прочим, «Метод» должен выходить по две серии, потому что там действительно двухсерийные кейсы. Условно говоря, в первом эпизоде событие разворачивается, во втором — завершается.

— Чем второй «Метод» отличается от первого?

— История немножко поменялась, и на передний план вышла героиня Паулины, которая в первом сезоне была неопытной девочкой. И это неплохо, я считаю. С критикой сериала не соглашусь — я не увидел в новых сериях чего-то настолько инородного, чтобы было ощущение, что ты смотришь левое кино. Мне кажется, что новый сезон — достойное продолжение первого. Там такие неожиданные повороты будут.

— Сколько работ вы делаете в течение года?

— Я делаю 5-7 проектов в год.

— Повлияла ли пандемия на количество заказов?

— Заказов никогда не бывает много — их всегда могло бы быть больше.

— Как вы можете прокомментировать этот «коронавирусный» год?

— Сначала я думал, что это очень раздутая история. Особенно когда все только началось, и ничего никому еще не было понятно. Но потом, конечно, появилось больше фактов по этому вопросу. Я не болел. Многие знакомые уже переболели — и слава богу, все у них хорошо.

— У вас уже были заказы на проекты, снятые во время ослабления карантинных ограничений?

— Да, к счастью, были. Но это касается только российских проектов. Американские, конечно, у меня встали. Те, которые были в переговорах, сейчас не снимают — им просто нельзя. В США все съемки остановлены, но какие-то проекты снимают за рубежом — вывозят съемочную команду в другую страну, если она подходит по картинке и там можно снимать.

— В США обстановка с коронавирусом сейчас напряженная.

— Да, у нас Лос-Анджелес вообще закрыт, кинотеатры не работают до сих пор. Все лето и всю весну не работало больше половины заведений — открыты были только аптеки, бензоколонки, банковские отделения и другие необходимые места. Но были закрыты все крупные торговые центры, а кинотеатры — вообще первые, кто закрылись, и так и не открывались с начала карантина. Премьера нового фильма Нолана «Довод» прошла в России раньше, чем в Голливуде — наверное, в первый раз в жизни. Я очень хочу посмотреть — все мои друзья уже видели, причем на русском языке! Что за ерунда?

— В чем разница между написанием музыки к фильмам и сериалам?

— До «Гоголя» я делал телесериалы — те же «Фарцу» и «Метод». У них есть определенные скорость и жанр повествования — грубо говоря, телесериальные. Так как где-то в середине «Гоголя» мы поняли, что будут вообще полные метры, и со второй серии у нас пошло повествование такое, как в фильмах. И я не знаю, как это понятно описать, но, наверное, каждый кадр становится разрисованным музыкой. Это всегда такой тонкий баланс — практически неощутимый. Мы просто смотрим… Вы попробуйте посмотреть фильм без музыки. Выключите звук.

— Наверное, картинка на экране будет слабее держать внимание зрителя.

— Ну конечно! Есть жанры, в которых музыка играет особенно серьезную роль.

— В недавнем интервью вы говорили «если музыку в кино не заметили — это одна из лучших похвал композитору».

— Именно это почему-то цитируют — видимо, потому что звучит ярко. Но я имел в виду, что музыка должна работать вместе с изображением и выполнять все свои задачи, а именно — быть к месту, подчеркивать эмоции, быть оригинальной. И при этом не всегда, но есть моменты, когда она должна быть на передних планах. Тогда ее, конечно, невозможно не замечать.

— Бывает ли так, что вы замечаете повторение каких-то фрагментов в своих произведениях?

— Проекты у меня, слава богу, были разные. Спасибо судьбе за то, что меня не просят делать одно и то же. Забавно, что мои первые российские проекты были в жанре рок-н-ролла 60-х. Там была то какая-то симфоническая музыка, то электронная, потом «Гоголь» со своей симфоникой, затем «Аванпост» с исключительно электронными инструментами, всякими несуразными обработками и вообще отсутствием чего-либо живого. Я не делаю одно и то же, поэтому всегда работаю, как в первый раз. Разные задачи провоцируют спортивный интерес — это одновременно интересно и сложно. Может быть, со временем, опытом и новыми знаниями меняется сложность внутри музыки, внутри самих треков.

— Но настроение в любом случае может повторяться.

— Конечно. Это всегда. Смотрите, мы можем взять два проекта — например, «Метод» и «Аванпост». Везде будет напряжение, несмотря на то, что «Метод» — это урбанистический детектив, менты, маньяки, поножовщина — в общем, все реальное. И «Аванпост», где чужие-не чужие, все вымерли, загадка, мистика, футуристические солдаты. Но все равно мы, как правило, имеем любовную линию, загадку, опасность, какую-нибудь погоню. И вот это можно сгруппировать в настроение.

— Расскажите о ваших внутренних ощущениях во время написания мелодий к сюжетам. Как удается погрузиться в историю и прочувствовать ее?

— Я не знаю. Я вам честно отвечу, что я просто не знаю, откуда приходят музыка и решения. Без погружения в историю, картинку, или вообще в проект, который ты делаешь, музыка будет математически-квадратной, безэмоциональной. Зритель это сразу поймет, потому что его не обманешь. Если музыка написана плохо, он это слышит. Он может не понимать, почему именно она плохая, он может не иметь музыкального образования и не сказать: «А, здесь неправильные аккорды или какие-то гармонии не те», но человек будет чувствовать инородность. Бывают проекты с контрапунктными решениями — например, сериал «Больница Никербокер», действие которого происходит в 1900 году, но музыка звучит современная. Кому-то нравится и такой подход (мне, если честно, нет).

— Вы полностью отпускаете проекты? Бывает так, что смотрите готовый фильм и хочется что-то переделать?

— Всегда. Всегда хочется. И для таких, как я, существуют дедлайны. Потому что проекты нужно заканчивать. Сейчас я бы написал «Гоголя» чуть-чуть по-другому и сделал бы его еще более глубоким, чем он получился. Но на тот момент это был, наверное, предел моих возможностей.

— Вы воспринимаете это не как другое видение, а как профессиональный рост?

— Пока да.

— Режиссеры плотно вовлечены в написание музыки или большую часть времени вы сами рулите процессом?

— Мне отдается материал на написание музыки — пока я ее делаю, со мной рядом никто не сидит. Когда композитор сочиняет музыку, его никто не трогает. Потом, может быть, режиссер Спилберг приходит к Джону Уильямсу и слушает, как тот играет на пианино, презентует ему работу, тот принимает или нет. Это другое. Поэтому я делаю свою работу, отправляю ее, получаю комментарии и делаю какие-то правки. В общем, работа более-менее удаленная. Многие мои коллеги уезжают куда-нибудь на Гоа или в Таиланд. Но это просто не мое — острова и пляжный отдых мне не нравятся.

— Когда и почему вы решили переехать в Лос-Анджелес?

— У меня нет конкретного ответа. Те, кто переезжают сюда, говорят: «Здесь погода хорошая». Это короткий юморной ответ. Если сказать чуть-чуть пошире — во-первых, у меня есть счастливая возможность работать, не привязываясь к месту. Я посетил Америку — понравилось. Оценил свои возможности и подумал: почему бы и нет, ничего не запрещает это сделать. В данном случае не факт, что я здесь останусь. Думаю, может быть, в Англии пожить какое-то время.

— Вы работаете дома или в отдельной студии в городе?

— Дома. Я работал на студиях — было дело. Но это показалось мне не очень продуктивным, что ли. У меня нет проблем с самодисциплиной, я почти не сижу в соцсетях. И со временем я просто собрал какой-то необходимый набор того, что мне нужно для большей части своей работы. Последние пять лет я точно делаю 99% задач дома.

— В сети почти нет информации о вашей личной жизни. Вы принципиально держите ее в секрете?

— Нет какой-то особенной тайны, но при этом я считаю себя непубличным человеком. Я больше приветствую то отношение, которое сегодня почему-то считается немодным, — когда сор не надо выносить из избы. Мне неинтересно, кто с кем спит, зачем и почему. Я не считаю, что я должен так себя вести, и делюсь в Instagram своим творчеством, а не фотографиями типа: «Смотрите, я сегодня в своей машине пью кофе», «Вот я в этих штанах». Но для кого-то это работает. И пускай.